«Холокост забыть невозможно»

Ежегодно с 2004 года 11 декабря в Крыму отмечают «Дня памяти крымчаков и евреев Крыма». По официальным данным, с 4 по 13 декабря 1941 года оккупанты уничтожили более 40 тыс. человек.

Фашисты расстреляли евреев, 80% всех крымчаков и представителей других малочисленных народностей Крыма. Только в Феодосии 4 декабря 1941 года нацисты расстреляли более 2 тыс. евреев и крымчаков. В городе проживает Светлана Новикова, у которой в этот день погибли родственники и знакомые. Она поделилась с читателями «Кафы» своими воспоминаниями о трагедии Холокоста.

Довоенная Феодосия

В 1921 году Самуила Зильбера по набору Дзержинского перевели из Мелитополя в Крым на борьбу с детской беспризорностью. Он был первым директором Феодосийского детского дома, который тогда располагался в здании детского санатория «Волна». С. Зильбер и его супруга Берта Павловна воспитали троих детей: старшую дочь Анну и двух сыновей – Изю (Израиль) и Геню (Геннадий). Семье Зильбер предоставили квартиру в доме №10 на улице Розы Люксембург, а вскоре к ним переехала мать Самуила Иосифовича и его сестра с двумя маленькими детьми. Анна Зильбер вышла замуж за кадрового офицера Николая Новикова, которому подарила трех дочек – Александру, Светлану и Людмилу.

- Двор дома №10, в котором мы жили, был многонациональный и дружный, но почему-то так получилось, что каждая вторая семья была еврейской, - вспоминает Светлана Новикова. – Я помню семью заслуженного врача Муралевича. Еще в 1905 году он снискал известность тем, что один из всех врачей не побоялся подписать акт о том, что мясо для экипажа броненосец «Потемкин» было доставлено с червями. Доктор Муралевич жил с женой, а детей у них не было. Еще в нашем дворе проживал скрипач Рискина с женой и двумя сыновьями. Их старший сын награжден орденом Красной Звезды за строительство Днепрогэса, а ведь в мирное время было довольно сложно получить такую награду.

Самуил Зильбер умер рано от гипертонического криза, поэтому соседи считали своим долгом помогать семье вдовы. С. Новикова хорошо запомнила одинокую бабушку Цилю, которая считалась всеобщей няней. По вечерам родители уходили в кино или театр, а детвору оставляли ей.

Когда началась война, Израиль Самуилович уже стал одним из ведущих специалистов на Донбассе, а Геннадий Самуилович – военным, и находился на сборах в Киеве. В первые дни войны все мужчины призывного возраста ушли на фронт, поэтому во дворе дома №10 остались только старики, женщины и дети.

Эвакуация

Анна Новикова работала завуправделами в горкоме комсомола, и ежедневно после работы рассказывала всем соседям о зверствах нацистов на оккупированных территориях и массовых уничтожениях евреев.

- Мама настаивала на немедленной эвакуации, но соседи слушали ее недоверчиво и считали, что она сгущает краски, - рассказала Светлана Николаевна. - Люди верили в то, что война будет недолгой, а враги вряд ли смогут дойти до Крыма. Мамочка не находила поддержки даже у своих родных: бабушка и тетка категорически отказывались от эвакуации. Никакие просьбы на них не действовали, но в последний момент наша бабушка передумала. Она просто пожалела свою дочь, которой тогда было 29 лет, а старшей из трех внучек – всего девять лет. Мы эвакуировались, а в Феодосии остались старенькая бабушка (так мы называли свою прабабушку) и мамина тетя.

Вместе с семьей Новиковых-Зильбер эвакуировалась соседка Эмельдеш с двумя малыми детьми, а остальные старики, женщины и дети никуда не поехали. К моменту эвакуации феодосийцев вражеская авиация уже не раз бомбила крымские порты. В Феодосийском торговом порту стояло три теплохода, предназначавшиеся для эвакуации мирного населения. Почти все пассажиры не брали больших багажей, так как это было летом, и люди надеялись на скорое возвращение.

- На теплоходе находилось множество детворы и пожилых женщин, а вот мужчин – ни старых, ни молодых – практически не припомню, - поделилась воспоминаниями Светлана Новикова. – Наша знакомая тетя Фира увидела, что мама взяла горшок для малышки, решила сбегать к себе домой, пока теплоход еще не отчалил. Она жила возле порта на втором этаже в доме, где находился банк. Вскоре тетя Фира вернулась бледная и очень расстроенная. На расспросы окружающих она ответила: «Соседи грабят квартиру, даже не дождавшись, пока теплоход с эвакуированными отойдет от причала». Делать замечание и взывать к совести у этой женщины не было времени, да и что бы это дало? Поэтому она молча взяла утюг и им перебила зеркала и оставшуюся посуду.

Семья Новиковых-Зильбер эвакуировались сначала на Кубань (станица Усть-Лабинская), а затем в Чарджоу Кабардино-Балкарской автономной республике, где Анна Самуиловна с матерью работала на консервном заводе. По мере приближения фронта они уезжали все дальше вглубь страны: в Нальчик, Среднюю Азию, а потом оказались в песках Кара-Кума. Эвакуированные жили в небольшом ауле среди песков и с 5 утра до 10 вечера трудились на хлопковых полях. В отсутствии взрослых дети были предоставлены сами себе, так как там не было ни школы, ни детсада.

Возвращение

Известие об освобождении Феодосии семью Новиковых-Зильбер застало в Ашхабаде, куда мама Светланы ходила за сводкой Совинформбюро. Она немедленно отправила запрос в Феодосийский исполком, чтобы семье прислали вызов.

- Феодосию освободили 13 апреля 1944 года, а уже в июле мы получили вызов и в августе 1944 года вернулись в родной город, - сказала С. Новикова. – Богом Данная встретила нас развалинами. Прямо с вокзала мы отправились домой. Строения нашего двора почти не пострадали, но в квартирах жили чужие люди, которые не собирались уступать нам наше жилье. Они смотрели на нас враждебно, даже вслух говорили, что нас никто не ждал. В нашей квартире жил со своей семьей художник из Риги. Мама с официальным вызовом отправилась в горком партии, а затем в милицию. Только после этого нам выделили одну из трех комнат Муралевичей, расстрелянных во время оккупации.

Берта Зильбер со старшей внучкой Аллой обошла все квартиры во дворе, надеясь встретить кого-либо из довоенных соседей или узнать их судьбу. В некоторых квартирах Берта Павловна увидела собственные вещи: шифоньер, диван, этажерку для книг, кровать, патефон... Вернуть удалось только шифоньер, подушку и этажерку, а остальное имущество люди категорически отказались отдать.

- Тем, кто позже вернулся из эвакуации, не вернули не только вещи, но даже жилье, - вспоминает Светлана Николаевна. – Например, семье Эмельдеш с двумя детьми в нашем доме комната не досталась. Постепенно стали возвращаться из эвакуации друзья наших родителей. Все они останавливались у нас, пока решали свои жилищные проблемы. Комната была одна, поэтому спали в основном на полу, но были счастливы, что остались живы.

Холокост

Практически всех евреев дружного двора дома №10 на улице Розы Люксембург, оставшихся в оккупированной Феодосии, расстреляли. Уцелели только дети Жоги – их спрятали горожане, живущие в разных концах города.

- Однажды глубокой осенью 1944 года, поздно вечером к нам зашел начальник Феодосийского НКВД дядя Саша Ручкин, - рассказала Светлана Новикова. - Он пригласил маму в качестве понятой на обыск комнаты соседки Поповой. Она занимала, как и мы, одну из комнат квартиры расстрелянного врача Муралевича. Из любопытства мы подглядывали в приоткрытую дверь за происходящим. У Поповой было два сына: старшему лет 10-12, а младшему почти пять. Мое внимание привлекла одна очень красивая красная девичья туфелька. Я спросила у дяди Саши: «А где же другая?». Суровый военный с грустью ответил: «Запомни, это обувь с расстрелянных еврейских детей. Ваша соседка выдавала еврейские семьи, а себе, как сувениры, оставляла детскую обувь по одной штучке от каждого выданного ею ребенка». Мне стало страшно. Соседку увезли в ту же ночь, а ее детей отдали в детский дом. Что стало с ними в дальнейшем мне неизвестно.