В деле о поджоге ГАИ много несоответствий

Год назад в Феодосии горело административное здание ГАИ. В прессе много раз звучала точка зрения правоохранительных органов, представители которых категорически заявляли: в поджоге виновен феодосиец Владимир Упилков, который погиб на месте преступления.

Однако родственники Владимира уверены, что это не так. Они провели свое собственное расследование и опровергают выводы следствия, найдя в них много несоответствий. Юрист Алла Зуева, занимавшаяся этим делом, вкратце рассказала «Кафе» версию родных погибшего, и сообщила, что сейчас дело передано на доследование.

Огромный резонанс
- Восьмого мая прошлого года в семь часов вечера из административного здания ГАИ повалил дым, начался пожар.

Что там произошло – неизвестно, но мы четко знаем, что Владимир Упилков в 18.30 вышел из своего дома и направился в ГАИ, чтобы после работы успеть переговорить с начальником. У него накануне ночью забрали на штрафплощадку машину, и, несмотря на то, что в одиннадцать утра он приезжал с водителем, чтобы ее забрать, ему ее не отдали. Понятно, что вопрос можно решить только с начальником ГАИ, тем более у него, несмотря на предпраздничный день, был прием. Упилков надеялся забрать машину, иначе придется оплачивать простой на стоянке три праздничных дня, а в понедельник, 12 мая, ему нужно было ехать в Симферополь на сессию.

В тот же вечер, в 11 часов к родителям Упилкова пришли сотрудники милиции, это очень важный момент, и сказали, что он сгорел при пожаре в здании ГАИ. Никаких обстоятельств ни сами сотрудники, ни, естественно, родители знать не могли. А уже 9 мая с восьми до девяти вечера по всем украинским СМИ начала проходить информация о том, что 32-летний феодосиец, находясь в состоянии алкогольного опьянения, с целью мести, потому что у него задержали транспортное средство, поджег административное здание ГАИ…
По закону подобную информацию СМИ может передать только следствие, а, значит, обычно звучит фраза «по предварительной версии следствия» «по предварительным данным» «на сегодняшний день известно». И раз было сообщено, что это «32-летний феодосиец», мы можем точно сказать, что личность этого лица установлена следствием.
Когда эта информация была сообщена, то население, читатели, слушатели, зрители, восприняли ее абсолютно нормально: накануне праздников, лишнего выпил, где-то что-то поскандалил… А те люди, которые знали этого молодого человека – друзья, родственники, сослуживцы – поверить в это не могли. Это очень не соответствовало его положительной личности: 14-летний водительский стаж, не сквернословит, не пьет, учится и работает, в семье – ребенок, родители, любимые друзья – все замечательно. Действия, которые ему инкриминировали, были абсолютно невозможны, что вызвало огромный резонанс среди знавших его людей. В том числе и у меня, так как я была очень хорошо знакома с погибшим, много лет дружу с его братом, и о Володе была самого наилучшего мнения. Не верилось, что человек мог пойти на такую дурость – кого-то поджигать.

Суда не было
- Тогда следствие в прессу сообщило одну информацию, что они установили человека, который совершил преступление, а в действительности, прокурор города возбудил уголовное дело в отношении неизвестного лица.

Законодательством дается время от трех до дести суток, чтобы провести предварительную проверку, то есть выяснить все обстоятельства: может, это не уголовное дело, может, не нужно возбуждать, потому что человек погиб. Кого будем обвинять? Зачем государству тратить время, силы на человека, которого нельзя привлечь к ответственности, если он и так себя уже наказал своей смертью? Поэтому, если оказывается на основании проведенной проверки, что лицо, которое совершило преступление, погибло, уголовное дело не возбуждается. Задача правоохранительных и судебных органов – наказание, предотвращение преступления, привлечение виновных к ответственности, иначе это теряет всякий смысл.
Для чего было возбуждено уголовное дело в отношении неизвестного, если он был установлен, если оно могло быть возбуждено и сразу прекращено? Для того, чтобы не допустить сторону защиты для участия в деле. Если нет обвиняемого, то как его можно защищать? Как можно объяснить, что в прессе говорится одно, а по материалам дела – другое?
Но на тот момент подозревать в чем-то следствие не было оснований, поэтому были первые предположения, что сотрудники милиции, которые в этот момент также находились в здании, что-то рассказывают не то, и версия не совпадает с обстоятельствами.

Только потом мы увидели фотографии тела: полностью черного цвета, сгоревшая одежда, даже кроссовки, но под телом остался неповрежденный огнем паспорт и зачетная книжка. По фотографиям хорошо видно, что тело горело в одном месте, потом перетащено в другое, под которое видимо и были подложены эти документы.

Мы прочитали показания. Так, Койбана (начальник ГАИ Игорь Койбан – прим. ред.) сняли с 3,5-метрового козырька. Он рассказывает, что попал на этот козырек из окна второго этажа. Некий Остроухов прыгнул на козырек, вырвал окно, потом вырвал из стены вбетонированную (делает акцент – прим. ред.) решетку, вытащил Койбана и спрыгнул.
Или еще – как это может быть: Койбану бросили под ноги бутылку с бензином, однако ни ботинки, ни брюки от пожара не пострадали, хотя если бы так было, то не только вещей, но и ног бы не было, а там ни одной травмы?

Бензин разливали, но на фотографиях видно, что ничего не загорелось: ни плинтуса, ни двери, ни пол, только на высоте полутора метров расплавилась пластиковая обшивка.
Несоответствий сотни. Это придуманные события преступления. Поймите, следствие не может назвать человека преступником, только суд. А у нас следствие во всех газетах, со всех трибун говорит: виновен, хотя нет ни одного документа о привлечении Упилкова ни в качестве обвиняемого, ни подозреваемого. В его отношении нет уголовного дела. И вдруг 30 июля, через три месяца следствие закрывает дело, выяснив, что оказывается лицо, которое они обвиняют, умерло. Почему они закрыли? Потому что не могут довести до суда. Суд – это публичный процесс, на который может прийти хоть половина города. Представить себе, что эту туфту, которую они придумали, пройдет через суд… Это не пройдет никогда, они знают, что есть собранный нами материал. Следствие закрывает дела, а дальше родственники погибшего проходят всю линию прокуратур – города, Крыма и Генеральную – с тем, чтобы отменить решение. Виновен наш сын – пусть его суд назовет виновным, мы готовы заплатить ущерб, но пускай дело пройдет через суд. После того, как прошли линию прокуратур, пришли в суд. Суд решение прокуратуры отменил, указав, что объявление не предъявлено и нет защитника. Прокуратура очень возмутилась, написала апелляционную жалобу, но апелляционный суд оставил все в силе.

В поисках истины
- Когда дело было прекращено, а на дальнейшей стадии попало в суд и мы получили к нему доступ, тогда была поставлена совершенно иная задача: не выяснить обстоятельства, они стали понятны, а найти, кто, для чего, когда и каким способом придумал версию событий преступления, и каким образом были подтасованы документы? Просто так придумать нельзя, нужно подтасовать доказательства, сфабриковать улики, и подложить их в дело. Это мог сделать только юрист.
Я знаю, какой был механизм фабрикации, как он происходил, кто принимал участие. Эти все обстоятельства изложены, эти заявления о преступлениях (фальсификация, обвинение без обвинения) со всей документацией – фотографиями, постановлениями, механизмом фабрикации – мы направили в Генеральную прокуратуру, в администрацию президента, СБУ, Верховную Раду, потому что привлечь высокопоставленного чиновника обыкновенному маленькому человеку – это из области фантастики.
Для чего это, почему мы это делаем? Человек погиб. Горе, которое произошло, ничем не восполнить, ничего изменить нельзя. Какой смысл в этих действиях, ведь мы тратим огромное количество сил, время, рискуем?
Мои старания были направлены на то, чтобы утешить родителей. Любые нормальные родители вкладывают в ребенка свою жизнь, свои представления о жизни, свою философию, силы, знания, всю свою кровь. То, что получилось, этот результат, он и на них дает отплеск. Получился хороший ребенок – они молодцы, получился мерзавец – так и их жизнь псу под хвост. Старались-старались, делали-делали, а кого вырастили?! Это внутреннее чувство: что же я сделала не так, может, это надо было сказать, может, там были невнимательны – настоящую мать это просто прогрызет до основания. Я очень хотела, чтобы родители, близкие и родственники знали, как оно было на самом деле. Я не ставила и не ставлю сейчас цели, у меня нет такого права никого ни наказывать, ни обвинять, ни привлекать, ни судить. Никакой суд и никто не накажет человека страшнее и сильнее, чем его накажет собственная совесть, она просто сожрет изнутри. Я не первый день в профессии, я разговаривала с людьми, которые отсидели много лет, я общаюсь с этой категорией людей и знаю те чувства, которые они переживают. Как бы они не хорохорились, заключение в тюрьме, материальные трудности ничто по сравнению с теми душевными муками, которые человека ожидают за содеянное им злодеяние.